.
Штурм Верховной рады 20 сентября 2011 года обозначил тенденцию о которой много думали, но боялись произнести вслух – народ обозляется настолько, что готов идти на насильственные меры, чтобы защитить свои интересы.
Так называемый штурм, на самом деле, не был никаким штурмом. Штурм - есть действие заранее организованное, подготовленное, где есть понимание цели и ресурсов необходимых для ее достижения.
С этой точки зрения, руководство афганцев ничего подобного не предполагало делать.
Как жалобно пищал в эфире TVi глава Украинского Союза ветеранов Афганистана Сергей Червонопиский: "Нас предупреждали еще вчера, что будут провокации… У нас самих и мысли не было. Мы всегда проводили свои акции цивилизованно, организованно. Мы в отчаянии и не знаем, кто спровоцировал такую ситуацию".
А поскольку лидеры афганцев ничего не предполагали, то власть, наверняка была предупреждена об этом и выставила жидкий заслон.
Однако, по ходу пьеса изменилась. Взвинченная толпа, зажженная призовом мужчины, «чья личность уже установлена милицией», прорвала жиденькие заслоны милиции и рванула к Верховной раде. Что было дальше известно. Отметим несколько ключевых моментов.
Момент первый. Впервые за 15 лет люди преодолели страх и пошли против ОМОНа. Как и предприниматели в ноябре-декабре прошлого года, афганцы защищали свой шкурный интерес, но, в отличие от первых, поскольку у них был другой опыт жизненных практик, то они сумели применить насилие. Оказалось, что даже бестолковое применение насилия дает результат – депутаты порядком струхнули и пошли на попятную.
Момент второй. Власть не была готова к такому повороту событий, а потому реально в течение минут 15-20 здание парламента могло быть захвачено протестующими. Это означает, что в ближайшее время власть усилит охрану государственных зданий. Инициативы Попова об ужесточении условий проведения митингов – дурь из этой оперы.
Из этого следует несколько следствий
Первое, власть попытается усложнить формы публичного протеста, не понимая, что лучше, когда по центру города бегают сто идиотов с флагами, чем, если 100 идиотов вооруженных коктейлем Молотова закидывают здание парламента. Представляете, что было бы, если бы сегодня пару человек метнули в Раду бутылки с зажигательной смесью? А была бы ситуация 2000 года в Сербии, когда толпа подожгла Скупщину. Все запреты попытки усложнить формы протеста приведут только к радикализации их дальнейшей формы. Ведь люди идут протестовать не потому, что они хотят это делать, а потому что проблемы заставляют их это делать. Следовательно, если им не будут давать возможность доносить свои проблемы прежним способом, который к тому же неэффективен, то они будут делать это в другой форме. Более доходчивой.
С этой точки зрения, действия афганцев подают пример алгоритма дальнейших действий: не нужно уведомлять власть о своих намерениях, нужно заставать ее врасплох и силой заставлять выполнять свои требования.
Как только этот алгоритм легализируется в головах протестующих, то дальше возникает вопрос – если я вынужден СИЛОЙ заставлять считаться власть с собой, если власть выполняет мои требования под угрозой насилия, то не пойти ли дальше и не взять ли власть, чтобы самому СТАТЬ СИЛОЙ.
Эта ситуация напоминает то, что писал Пети: «Революция начинается не с того, что некая могущественная сила атакует государство. Она начинается с внезапного осознания почти всеми активными и пассивными участниками, что этого государства больше нет. Революционеры выступают на сцену не верхом на коне, а как испуганные дети, обследующие пустой дом и при этом не уверенные, что он пуст».
Сегодня трудно говорить о революционной силе, поскольку она на первый взгляд отсутствует и многие аналитики и политики попадают в ловушку, когда начинают кричать: ну покажите, покажите мне эту альтернативную силу, где эти святые люди.
Ошибка заключается в том, что новые силы произрастают не в рамках существующей системы, не в медийном мейнстриме, а в низовой борьбе, во всех этих микроконфликтах, которые сейчас ширятся по всей территории страны. Сегодня преследуются тысячи бизнесменов, многие сидят в тюрьмах. В деревнях и маленьких городах население находится под жестким прессингом милиции, налоговой, прокуратуры и других карательных органов, которые выступают в качестве оккупационных войск. Поскольку конфликты можно урегулировать только с помощью денег, а их все меньше и меньше, то единственной адекватной формой сопротивлению является насилие.
Это мы видим на примере убийства милиционера в селе Семиполки Киевской области или убийстве двух рейдеров Олегом Жуковским во время захвата его предприятия в Николаеве. Таких случаев десятки, если не сотни, просто не все они попадают в фокус национальных СМИ или замалчиваются.
Люди, которые вынуждены давать силовой отпор системе имеют не такой уж и большой набор вариантов дальнейших действий:
А) Бежать из страны
Б) Садиться в тюрьму или отвечать перед судом
В) Закончить жизнь самоубийством
Г) Переходить в контрнаступление и насильственным образом решать свои проблемы.
До 20 сентября микроконфликты заканчивались первыми тремя вариантами, вчера обозначился четвертый вариант.
Количество конфликтов такого типа будет расти и по мере роста системе будет все сложнее отвечать на них. Это связано с тем, что ресурсы власти ограничены, а количество конфликтов постоянно увеличивается. Власть не сможет реагировать на все конфликты, следовательно у нее будут постоянно слабые точки удар по которым может опрокинуть всю конструкцию. Власть будет способна решить эту проблемы только в том случае, если у нее вдруг начнет расти легитимность, но сегодня такой вариант выглядит фантастичным.
На самом деле у Януковича уже нет никаких других альтернатив, кроме как постоянного ухудшения ситуации. От чего я отталкиваюсь:
1) Доверие со стороны практически всех социальных групп на нуле....
Читать полностью...
.
![[info]](http://l-stat.livejournal.com/img/userinfo.gif?v=3){kind=small}
